Петр Андреевич ПАВЛЕНКО
МАТЬ
Рассказ
ОГЛАВЛЕНИЕ:
1
Она была сельской учительницей на Волге. Пожилая, седенькая, вечно
бегала она со связками школьных тетрадей в руках. Пенсне никогда не держалось на
ее носу; говоря, она то и дело снимала его и энергично размахивала им, как
камертоном.
Она была не крепка на вид. Но в старом теле жила глубокая и честная душа
русской женщины. Ночами, оставаясь наедине с мыслями, она много размышляла о
войне. Ненависть к немцам, вторгшимся на советские земли, возбуждала в ней
сильное желание самой уйти на войну. Она не умела ненавидеть только в мыслях и
на словах — она хотела ненавидеть делом и часто спрашивала себя, чем бы могла
она помочь армии. Ей, седой и слабой, хотелось взять в руки оружие, чтобы
прибавить и свои силы к тем, которые посылала страна на фронт.
Но на войну идти она не могла по возрасту и здоровью. На войне сражался
за нее сын Александр Колосков.
И как всегда с материнским сердцем, стоило только вспомнить сына, как
воинственность ее слабела. Война оборачивалась к ней своей печальной
стороной.
Вспоминая прочитанное о тяжестях войны, о жертвах, она представляла
гибель своего Саши, и тогда все то твердое, непреклонное, что только что владело
ею, ослабевало, рассеивалось почти без остатка.
Но следом рождалась новая мысль: кто же она сама? Патриотка ли? Да,
патриотка. Желающая победы? Да, желающая победы. Победы любой ценой? Да, любой
ценой. И даже ценой своей собственной гибели? Да, даже такой ценой. Лишь бы был
жив и цел Александр. Но разве он один только на войне в опасности?..
Эти мысли измучивали ее, и наутро пенсне все чаще оказывалось в руке, а
не на носу, и она все сильнее куда-то спешила.
Однажды она получила письмо от комиссара полка с благодарностью за
храбреца Колоскова, и все прежние сомнения и колебания ее лишились цены.
Когда человек идет в бой, он берет с собою самое сильное из имеющегося у
него оружия. Когда человек бросается врукопашную, он использует самое сильное и
крепкое в своей натуре. Так ведь точно и с нею. Она послала на войну самую
молодую и сильную часть своей души — сына. И сражаться ему нужно не хуже, а
лучше других. И если придется погибнуть — пусть не удерживает его от подвига
мысль о старой матери. Пусть он борется за двоих — и за нее тоже, в две силы, в
две ненависти.
Проверив, твердо ли в ней это новое, она села за письмо к сыну и
отправила его, много раз перечитав и омыв слезами.
2
Младший лейтенант Александр Колосков очень любил свою мать и много
рассказывал о ней товарищам, так что все они отлично представляли седенькую
учительницу с пенсне в руках и знали — по рассказам — густые сады на живописных
волжских берегах, где прошло детство Александра. Он никогда не рассказывал,
женат ли, любит ли кого, оставил ли на Волге невесту. Но все знали — дома
оставлена старая мать.
...Разведчик он был превосходный. Точно родился им. Никто, кроме
Колоскова, не умел подползти к немецкому часовому так бесшумно и напасть так
внезапно, что выстрел потом так и не раздавался.
Украинец Петр Герасименко придумал даже такую загадку:
— Огня нема, пули не гудуть, а фашисту все одно капут?
Отгадку все бойцы знали: это младший лейтенант Колосков душит
фашиста.
Он был необычайно силен и ловок. Однажды в рукопашной схватке с немцами
он дрался прикладом винтовки, а когда ближайший к нему фашист упал,
поскользнувшись, он ногой разбил ему голову. Недаром, оказывается, был он в свое
время центром полузащиты в футбольной команде.
В разведку он ходил почти еженощно, и всегда с неизменным успехом...
Спустя месяц комиссар получил ответ от матери Колоскова и захотел
прочесть его Александру.
В землянке разведчиков был один лишь Герасименко. Остальных поджидали с
задания.
И вот на рассвете, мутном, как сумерки, дверь в землянку распахнулась, и
двое разведчиков, с трудом протискиваясь, внесли третьего. Они были в белых
маскировочных костюмах, затвердевших на жестоком морозе.
— Ранен? — спросил комиссар.
— Убит, — ответил один из вошедших.
Комиссар приподнял фитиль едва мерцающей «летучей мыши» и направил огонь
на лицо убитого.
— А я-то привез ему письмо матери, — сказал он тихо. — Оно, товарищи, и
нам с вами адресовано.
Положив погибшего на нары, разведчики подсели к огню.
«Товарищи бойцы, родные мои. Получила письмо от вашего комиссара. Он
пишет: сын у вас храбрый, сын у вас герой. Это был святой день в моей жизни:
ведь Саша — моя кровь, моя душа... Сашенька, ты у меня единственный, ты знаешь,
что, когда, бывало, ты палец поранишь, я места не находила. Мне страшно
подумать, что с тобой может что-либо случиться! Но, слушай, родной мой... —
Комиссар взглянул на нары, точно ожидая ответа из темноты, и, не услышав,
повторил еще раз: — Но, слушай, родной мой! Для нашей победы мне ничего не жаль
— ни себя, ни самого дорогого в моей жизни — тебя. Сражайся, сынок, чтобы тебя
хвалили и впредь, живи смельчаком, а если судьба — умри смельчаком».
Разведчики долго глядели на лицо Александра, умершего героем, — так, как
с далекой Волги завещала старая мать.
И Герасименко один за всех сказал:
— Хорошо, мать. Не бойся за нас. Не посрамим твоей седины.
1942
